Социологическая энциклопедия - дильтей (dilthey) вильгельм

Д. стремился обособить "науки о духе" от естествознания "наук о природе". Исходная позиция Д. состояла в установлении того обстоятельства, что природная реальность всегда предстает в сознании человека, в его познавательной деятельности как нечто, имеющее феноменальный характер. И если естествознание и ведет речь о "не зависящем от нас предметном порядке явлений", движущихся по некоторым законам, являющимся выражением и проявлением "существующей независимо от нас великой реальности", оно должно признать, что имеет дело лишь с ничтожной частью, отдельными феноменами этого великого целого. Будучи направленным на эту небольшую часть действительности, основываясь на содержании сиюминутной чувственности, в которой только и может быть дан человеку "великий предмет природа", естествознание гипотетически дополняет этот чувственный материал мыслительными конструкциями, стремясь обозреть данные органов чувств как результат воздействия природы, понимаемой как нечто целостное и завершенное. Естественнонаучные высказывания, предметом которых и является чувственно-феноменальный материал, всегда остаются чисто объясняющими высказываниями, сводя чувственность к чему-то элементарному, самоочевидному.

Иное дело "наука о духе", утверждает Д., ее методологическое основание описательная психология. Здесь нет и принципиально не может быть никакой "феноменальности", не может быть абсолютного разделения субъекта и объекта, личности и истории. Сама точка зрения исследователя, наблюдателя оказывается здесь вплетенной в ткань исследуемого объекта, истории. История не дана человеку как нечто отделенное от него пространством и временем. Как предмет познания история не "навязывается" ему извне в каком бы то ни было чувственном материале, но, наоборот, человек может осознавать себя лишь как историю, и эта последняя должна пониматься как нечто впервые порождающее, конституирующее его субъективность, обращающуюся затем к самой себе в историческом самопознании. Специфика наук о духе должна быть выведена, по Д., из сопоставления их методологических оснований с принципами организации научного знания в естественных науках, из исследования специфических условий получения знания, существующих в "науках о природе" и в "науках о духе". Но так как Д. имел перед собой опыт развития естествознания, находящегося на определенной ступени (классическая физика), то и особенности гуманитарных наук, которые, по Д., должны были стать явными из сравнения современного Д. естествознания и системы конструируемых им "наук о духе", не были им четко обозначены.

Д. был прав, указывая, что человек, исследующий историческую реальность, обращающийся к истории с целью выявления собственной сущности, определения своего жизненного признания, своего исторического предназначения, эту историю сам и творит. История это история человека, преследующего свои цели. По мнению Д., в отличие от естественных наук общественные дисциплины должны не "объяснять", а "понимать" социальные явления. "Понимание", по Д., основывается на изучении и постижении мотивов человеческой деятельности, обусловившей то или иное событие.

Настаивая на принципиальном и существенном отличии наук, изучающих неодушевленные предметы, от наук, изучающих поступки людей, Д. уделял особое внимание разработке теоретиков методологических проблем наук о духе. В этом плане одним из наиболее ощутимых результатов деятельности Д. было создание им "понимающей психологии" и "понимающей социологии".

Антитеза "естествознание гуманитарные науки"  в отношении исследования человеческой психики представлялась Д. в виде: "объясняющая психология описательная психология". Работа Д. по созданию новой психологической науки (а точнее ее новых гносеологических ориентаций), психологической дисциплины, которая смогла бы адекватно отразить и истолковать специфические явления и процессы психической жизни человека, определялась той своеобразной ситуацией, которая сложилась в развитии психологической науки в конце 19 в. Она характеризовалась интенсивным развитием экспериментальной психологии, методологическое основание которой составляла философия позитивизма. Исходные посылки психологической теории Д. находились в явной оппозиции по отношению к этим концепциям и характеризовались скептицизмом по поводу тех перспектив, которые якобы открывало применение психологического эксперимента само по себе.

Формулируя цели своей критики этой психологии, основное содержание которой задавалось позитивистскими философскими концепциями Милля и Конта, Д. саркастически замечает, что он выступает против учения о душе, в котором она отсутствует. Та сфера реальности, которая должна исследоваться психологической наукой, лежит вовсе не там, где ее пытаются выявить и объяснить представители предшествующей Д. психологии, интерпретирующие ее в целом как естественно-научную дисциплину. Предмет новой, описательной и истолковывающей психологии, в создании которой Д. видит свою задачу, целостность индивидуальности, взятой во всем богатстве и многообразии ее проявлений, манифестаций. Вся полная и целостная человеческая природа,  ее тотальность, весь объем многообразных процессов и явлений, рассматриваемых как неразрывное целое, таков, по Д., тот предел, к которому должна стремиться подлинно научная психология.

Критика Д. объяснительной психологии исходила из признания несостоятельности ее претензий на "конструктивность", являющуюся результатом некритического перенесения идеалов организации научного знания в естественных науках на "психологическую почву". В то время как первый признак объяснительной психологии заключается в "синтетическом и конструктивном" характере проводимых ею исследований, предполагающем сведение психологического к его элементарным вещественным или субстанциальным составляющим, Д. указывает на то, что остается неясной та целостность, та изначальная структура психического, отправляясь от которых мы придем к его отдельным элементам. Именно игнорирование этого момента и приводит конструктивно-объяснительную психологию, основывающуюся на эксперименте, к физиологическим, чисто телесным актам и процессам как основанию психической жизни; при этом из виду теряется действительная специфическая реальность последней. Испытываемая связь душевной жизни должна, по мнению Д., оставаться твердым, переживаемым и непосредственно достоверным основанием психологии, как бы глубоко она ни проникала в экспериментальных частных исследованиях.

Критический пафос работ Д. был направлен, таким образом, против объясняющей психологии, в основании которой лежит принцип механистической причинности, при помощи которого она пытается однозначно свести все многообразные явления сознания к психофизиологическим процессам.

Возможность научного изучения психических явлений Д. видит в создании описательной психологии. Она не "примысливает" к психологическому материалу никаких гипотетических конструкций, но пытается понять психику из нее же самой, соотнося то или иное психическое проявление с целостностью внутренней жизни человека. Именно интерес к описательной психологии приводит Д. к созданию герменевтики, стремящейся познать человека в его истории, увидеть его психические состояния в социальном контексте, в его отношении к надиндивидуальным, общественным образованиям, к совокупной человеческой культуре, увидеть индивидуальные "проявления жизни" в контексте "объективного духа".

Возможность исторического познания Д. видит в том, что понять других людей, другие исторические эпохи можно, обращаясь к объективным памятникам человеческой деятельности, преимущественно к письменно зафиксированным "проявлениям жизни".

Исходная точка такого познания индивид, взятый в его определенности временем и местом жизни, его конечное сознание. Исходя из этого сознания, Д. и пытается осуществить "построение исторического мира в науках о духе".

Причем историческая обусловленность точки зрения социального исследователя, объективные обстоятельства его деятельности, конечные возможности его сознания не являются, по Д., ограничениями для познающего духа. Конечный индивидуальный разум это скорее начальная точка роста исторического самосознания.

В "понимании" чужой жизни человек, по утверждению Д., освобождается от случайных обстоятельств собственной жизни, его индивидуальное сознание как бы смыкается с многосторонним мировым "жизненным опытом"; человек совершенствуется только созерцая все формы человеческого бытия, внутренне детерминированный человек, по Д., может в воображении пережить многие другие жизни...; человек, связанный с реальностями жизни и определяемый ими, обретает свободу в понимании исторического.

Задача "понимания", таким образом, в том, чтобы ощутить себя в "идеальной одновременности" с людьми давно ушедших эпох, пережить возможности их бытия как свои собственные, а тем самым обнаружить нереализованные потенции собственного бытия.

Исключительные возможности "понимания" содержит, по мнению Д., лирическая поэзия: "В понимании пророческий взгляд истинного поэта устремлен в бесконечное. Ибо, понимая, он переносит весь свой внутренний опыт на чужое существование, и одновременно безосновательная, невиданная глубина другого великого бытия или могущественная судьба выводят его за пределы собственной сущности, поэт понимает и представляет то, что никогда не было бы пережито лично им".

Таким образом, утверждая, что "природу мы объясняем, душевную жизнь мы постигаем", Д. исходил из того, что возможность этого постижения заложена в природе человека, обусловливающей сходство психических структур различных людей. Это сходство делает возможным сопереживание и сочувствие, которые выступают как основа понимания, позволяющего расшифровывать и описывать все многообразие состояний и движений чужого внутреннего мира. Тем самым Д. утверждал интроспекцию в качестве важнейшего метода психологического и в конечном счете социологического познания.

Происхождение классов, политических партий и государства Д. объяснял главным образом действием разнообразных психических сил. По его мысли, многие из этих сил в особенности воля предопределяются самой природой человека и в силу этого выступают в качестве постоянных детерминант исторического процесса. Учитывая большое влияние этих факторов, Д. с пессимизмом относился к идее о возможности рационального целенаправленного преобразования общества, поскольку, по его мнению, "стремление к властвованию и развивающееся из него в истории культуры стремление к приобретению собственности основаны на природе самой воли... Поэтому-то эти побуждения и вытекающие из них отношения исчезнут, вопреки всяким мечтаниям, лишь вместе с самим человечеством".

Еще более существенное значение Д. придавал разграничениям индивидуальных различий в рамках единообразной природы человека, породивших, в частности, по мнению Д., социальную структуру общества (в том числе классы и различные этносоциальные группы).

Несмотря на неверное понимание этого вопроса, Д. тем не менее сравнительно четко обозначил такие важные вехи социального (в том числе и социологического) знания и познания, как важность учета конкретного общественно-исторического окружения познающего субъекта и выдвижения определенных критериев научности полученного знания (общеобязательности и общезначимости его как продукта понимающей интерпретации) и т. д.

В целом же философское и социологическое творчество Д., выработанные им представления о характере, целях, задачах и возможностях познания и понимания социальных явлений и процессов довольно долго служили в качестве исследовательских ориентиров для многих социологов.

Т.Г. Румянцева, В.И. Овчаренко, А.А. Грицанов